Дмитрий БикчентаевЕсть в нашей большой и непредсказуемой стране город Казань. Много там удивительного. Есть, например, в столице Татарстана четыре объединения почитателей и пописателей русской поэзии
И живут эти объединения бурной творческой жизнью. А еще есть в Казани такой музыкальный ансамбль – «НеЗаМи». Хотя, нет, начать надо все-таки по-другому: есть в Казани такой бард, композитор Дмитрий Бикчентаев. Люди подсчитали – его песни на нынешних фестивалях авторской песни одни из самых исполняемых. Дмитрий объехал с выступлениями двадцать две страны. А у себя в Казани несколько лет назад он начал заниматься со слепыми детьми. Так возник ансамбль «НеЗаМи».
В конце осени Дмитрий Бикчентаев приезжал с концертом в Новокуйбышевск, а еще выступил в Самаре в ДК им. Пушкина на сборном концерте Союза бардов Самары. Там за кулисами и состоялся наш разговор.
«У нас своеобразное чувство локтя...»
– Дим, как получилось, что ты вообще начал работать со слепыми ребятами?

– Я сам был слепым. У меня было очень плохое зрение: минус 19 – это все-таки много. Мне повезло: некоторое количество операций – и зрение мне вернули. А мысль пришла вот почему. Года четыре назад у меня очень серьезно пошатнулся бизнес, мне перестало хватать денег на жизнь. Я вспомнил старое доброе выражение: чтобы у тебя что-то появилось, нужно что-то отдать. Когда я был на одном из телевизионных каналов, меня просили: «Какая у вас есть мечта?» Я так просто в экран и сказал – чтобы уже больше не отступиться: «У меня есть мечта работать со слепыми детьми». Сразу после этого
я вышел на общество инвалидов, через них – на Всероссийское общество слепых.
– Легко было добиться разрешения заниматься с ребятами? Насколько я знаю, коррекционные школы имеют определенный блок.
– Да, эта система не впускает в себя иных – обычных – людей. Я лично договаривался по телефону с родителями слепых детей – и начал с двумя заниматься дома. Один – полностью слепой брайелист и девочка – слабовидящая. Результат получился. Через два месяца я пришел в школу, сказал: я занимаюсь с вашими детьми, хотелось бы проводить занятия на территории школы. Меня спросили: «А кто вы такой?» Я дал свою визитную карточку, сказал, что можно проверить по Интернету. Мне позвонили на следующий день, разрешили. Я нашел спонсора на приобретение первых десяти гитар: четыре из них постоянно должны были находиться в школе, а шесть – у учеников. А вообще я ввел такое правило: если ребенок сдает мне экзамен и играет десять песен, то гитара, которую я предоставил ему для занятий, становится его собственностью.
– Дим, а когда появились первые успехи, родители других детей не стали просить позаниматься с их ребятами? Или инициатива все-таки только от тебя идет?
– От родителей инициативы не будет. Для них главное – не нарушить систему. Они приучены к этому. Поэтому очень часто, когда приходишь и предлагаешь позаниматься, в ответ получаешь: «Нет, у нас ничего не получится, нас устраивает то, что есть». В России инвалидов приучают быть инвалидами с самого детства. Не социально адаптироваться и искать свою нишу в жизни – это только на слоганах, а на самом деле приучают быть тише воды, ниже травы, учиться брать подаяние и ждать подарков на декаду инвалидов, на Новый год, на день еще чего-нибудь... Они лелеют и холят свою пенсию – так воспитывается будущий электорат.
– А что, твои занятия представляют угрозу сложившейся системе?
– У меня метода крайне противоположная: я даю навык и заставляю детей развиваться.
– После того, как ребята начинают заниматься, отношение родителей меняется?
– По-разному бывает. Некоторые благодарят. Вообще все в жизни этих ребят зависит от родителей. Это отдельный подвиг – воспитывать слепого. И если в ребенка вкладывают с детства – результат будет. А если он, как былинка в поле, то результат несколько плачевный.
– Но сейчас вроде заговорили об интеграции инвалидов, об инклюзивном образовании. Кстати, и инвалидов начали называть «людьми с ограниченными возможностями» – а ты их по старинке...
– Инвалидами я их называю, потому что это проще, короче. Но я никогда их не называю инвалидами на репетиции или на концерте. В этих случаях они "иные". Что же касается Системы... У нас стараются показать, что "делается все возможное для реабилитации и социализации". На самом деле это не так. Государство пытается экономить на инвалидах. Подло так и низко недоплачивать учителям и врачам. Уменьшать пенсию. Переводить в другую группу инвалидности. Все как-то подленько, все очень запущено и недобро. Но это отдельная тема. А когда работаешь с этими ребятами – видно, что они ждут каждого урока. Он им в радость. И с недоумением рассказывают о предмете «Черчение», которое им, как мертвому клизма. В системе их образования много мне не понятного и нелогичного.
Например, есть две совершенно разные группы: слабовидящие и брайелисты. Я бы вообще их не смешивал в одном классе. Они разные по своей ментальности, по физическим возможностям. И конечно, между ними постоянно возникают конфликты: дети очень жестокие – сами по себе, а в России особенно. У нас не на доброте воспитание идет, а на конкурентоспособности. И чувство локтя у нас весьма специфическое. Не в смысле быть рядом в трудную минуту, а в смысле – незаметно поддеть локтем под ребро. И это чисто российское явление, я больше нигде с этим не сталкиваюсь.
С миру по нитке – слепому на песню
– Расскажи все-таки про ансамбль. Ребята давно у тебя занимаются?
– Они пришли не самыми первыми. 3 января исполнилось два года, как я занимаюсь с Володей Ненастиным – он самый «древний» из этого ансамбля. Булат пришел 26 октября 2012 года. В свои 12 лет он настоящий мультиинструменталист. Когда в одной песне он играет на трех инструментах – это впечатляет. Диляра вообще пришла только в 2013 году, в феврале. Она никак не решалась на это, хотя я подходил к ней одной из самых первых: давайте я научу вас играть на гитаре. «Нет, не надо, не надо...». А потом сама попросила об уроках. И теперь она в концертах играет на гитаре, курае, скрипке, мелодике, флейте, колоколах и еще на чем-нибудь. Забыл на чем. А вообще ансамбль владеет шестнадцатью инструментами.
– Как у вас проходят репетиции?
– Одна репетиция с ансамблем «НеЗаМи» – это по энергозатратам все равно что отпеть три концерта подряд. Я потом прихожу домой, ложусь – и мне час надо просто полежать, чтобы прийти в себя. Очень много эмоций. Я только недавно перестал плакать на репетициях: я радовался каждому успеху. Со временем в ансамбле произошло «разделение труда», каждый стал за что-то отвечать. Теперь у нас репетиции проходят весьма специфично: я могу по Интернету скинуть родителям задание: «Детям слушать такую-то песню». Володе Ненастину отдельно: тональность такая. Диляре: на альтовой флейте сочинишь сама партию. Булатик в это время играет вступление на перкуссионных колоколах, потом переходит на бас-гитару, финал тоже на перкуссионных колоколах. Сделать за неделю. Приеду – проверю». Все. Приезжаю через неделю:
– Работали?
– Работали.
– Сколько репетиций было?
– Три.
– Показывайте.
– Слушаю. Потом начинаю объяснять. Я их никогда не ругаю. Если у них что-то не получается, я им объясняю, почему не получается. Плюс ко всему у Булатика голос начал мутировать, а Володя только из мутации вышел, получается, певица только одна – Диляра.
– В репертуаре есть какие-то предпочтения?
– Я не зацикливаюсь только на бардовской песне. Мы поем Джона Леннона и татарские народные песни, в русских былинах соединяем гусли с бас-гитарой, которая играет ритм, на ноги надевается перкуссия – делаем «развлекушечки», сочиняем композицию прямо на ходу. Они неоднократно видели, как рождается песня. В результате, когда я летом уезжал на фестиваль во Францию, они полностью самостоятельно сделали «Давайте негромко, давайте вполголоса» – сложнейшее произведение Геннадия Гладкова. При этом я с ними занимался – март, апрель, немного в июле...
У меня есть друг – дирижер камерного оркестра «Ля Примавера» Рустем Абязов. Я водил ребят к нему на репетиции оркестра. Ведь слепые мир представляют конкретно только в тех областях, которые они могут охватить руками.
– И какие были впечатления?
– Они очень удивились размеру контрабаса. А еще они брали палочку дирижера и его руками дирижировали оркестром – после этого им стала понятна роль дирижера и его действия. 12 мая у нас состоится совместный концерт: оркестр будет аранжировать те песни, которые мы играем. Слепые дети споют в сопровождении камерного оркестра.
– Вы в каких-нибудь конкурсах участие принимаете?
– Больше уже нет. Мы взяли в двух конкурсах лауреатские звания, и я сказал ребятам: «Вы поняли, что достаточно знать главные нити, главные принципы – и лауреатское звание обеспечено». А еще я спросил:
– Вы поняли, что вы работаете наравне со здоровыми людьми – взрослыми людьми?
– Да, поняли.
– Так вот, больше принимать участие в конкурсах мы не будем. Только в концертах. Я сразу предупредил всех мам: если мы пойдем петь за какую-то партию, то только за очень большие деньги.
Я сейчас понемногу начал их «продавать» – но не для того, чтобы принести им славу или организовать «коридор». Нам банально нужны музыкальные инструменты. Нам нужно купить чаймс. Откуда у нас деньги на него? Я умудрился как-то оплатить Диляре 10 уроков игры на флейте: я сам не флейтист, а ей нужно грамотно дыхание поставить. При этом я с педагогом договаривался: «Начинайте работать, я потом обязательно заплачу, только не прерывайте работу!»
– Дим, а господдержку ты пытался какую-нибудь получить?
– Я дважды подавал на грант, дважды мне отказывали – в год тогда мне нужно было всего 30 тысяч рублей. Тогда не было еще ансамбля, я не мечтал об аппаратуре.
– А как у вас появляются дорогие инструменты?
– Все, что у нас есть – это друзья. Например, колокола Сузуки стоят 2,5 тысячи долларов. Американские музыканты собрались, скинулись – кто 20 долларов, кто 50 – и купили нам этот комплект. А на остатки я купил еще маленькие перкуссионные колокола. Музыканты дарят нам свои инструменты, которые им уже не нужны: у нас наконец появилось две бас-гитары, на одной я могу показывать, как играть, а на второй Булат может повторять. Он же по слуху все ловит. Мне неудобно отрывать у него гитару и показывать.
Нам нужна была аппаратура – мой зять позвонил, сказал: «Дмитрий Андреевич, я купил вам аппаратуру, 500 Ватт вас устроит? «Fender», 24 кг 1 чемодан весит...».
Потом Володя Ненастин играть начал, как бог, – а гитара отвратительная. Я пришел к своему другу, сказал:
– Вовка, твоему тезке нужен хороший инструмент, нужна такая-то сумма...
– Иди в кассе возьми.
– Чек принести?
– Не надо, я тебе верю.
Однажды сидим на репетиции «La Primavera», дирижер говорит своему оркестру: «Я звонил в школу, чтобы отпросить ребят на репетицию, заодно спросил, какие у них проблемы. Они сказали, что мечтают о настольном теннисе для слепых – есть такая игра с озвучкой. Стоит 28 тысяч рублей. Ребята, давайте скинемся!» Все говорят: «Давайте!» Вот так живут коррекционные школы: больная российская культура помогает инвалидам в спорте.
Или, например, в Чебоксарах есть такой Валера Петров, у него там свой музыкальный магазин. Проезжая через Казань, он всегда звонит мне: «Ты в Казани? Нет? Я завезу тебе домой музыкальные инструменты для твоих слепых». Я приезжаю – дома стоит несколько коробок с гитарами. Очень многие нам помогают: Эльмира Галеева, Олег Ковалев, Слава Чегасов, Андрей Дашин, Сергей Анатольевич Когогин, Ирина Каримова. Дочери мои Ляля и Наиля. Так и живем: с миру по нитке – слепым на песню.
– Как ты считаешь, у ансамбля есть коммерческое будущее, которое поможет им жить?
– Я не ставил себе такой цели. Моя цель – дать им навык. Цель номер один на ближайший год – достучаться до кого-нибудь из наших м... депутатов и заставить принять Диляру в университет бесплатно. У нас нет денег, чтобы платить за ее обучение. В их семье нет денег, чтобы платить за ее обучение. Заставить принять Володю Ненастина в музыкальное училище на теоретическое отделение. Булатик подрастет – придумаем, что с ним делать. Социализировать детей – это прежде всего.
– А ближайшие планы?
– Мы начинаем писать диск с ансамблем. В марте ребята в Москве в Кремлевском дворце съездов поют на Визборовском концерте. Потом будет небольшой перерыв: экзамены никто еще не отменял...
– Дим, а как ты думаешь: смогут ребята жить без этого? Это такой кусок жизни...
– Не знаю. Главное другое, главное – они уже знают: если ты будешь работать, то какая-то манна небесная тебе все равно будет причитаться.

Беседовали Сергей Курт-Аджиев, Дарья Григорьян
Источник: http://bards-ru.livejournal.com/1752617.html